— На первый отвечу коротко, особенность молодежной политики – это решение вопроса о занятости. Основная специфическая проблема для молодежи во все времена – это рассогласование между потенциалом, притязаниями и возможностями капитализировать или освоить этот потенциал. Поэтому эта проблема и требует решения и особой политики. К сожалению, очень часто молодежи предлагается развлечение, канализации энергии куда-нибудь. Пойте, танцуйте, занимайтесь в спортзале, кувыркайтесь и растите, время придет – мы вас призовем.

И если в период индустриальной революции это было адекватное решение, то уже с 60-х годов 20 века отчётливо понятно, что это решение уже не прокатывает, что молодежь хочет пробовать себя всерьез на разных рынках, на разных социальных активностях и в некоторых вполне взрослых, ответственных реалиях.

В этом и состоит, на мой взгляд, сюжет политики – с одной стороны учет и распределение, реализация интересов самой молодежи, с другой – государства и его разных институтов и общественных структур. Этот сюжет про социальные активности, вовлечения. Если мы хотим, чтобы случалась продуктивная занятость, а не просто отвлечение от бессмысленного времяпрепровождения на улице – наркотиков, пьянств и т.д. – если мы хотим капитализировать этот ресурс, здесь есть место для политики.

— На этот вопрос гораздо труднее ответить, потому что мы имеем очень мозаичную картину по сравнению с началом 20 века, где была социальная и имущественная сословность, отчетливо различался город и не город, большие города и малые города, отчетливо различались структуры занятости и деятельности.

Теперь эти определенности минимальны. Отсюда говорить даже про возрастные когорты, которые раньше были определены, всё труднее. Там, где мы отстаем в социальном развитии, там сохранилась слоистость, в том числе и возрастная.

Сейчас даже такой институт, как образовательная отрасль, уже всё чаще и чаще обнаруживает, что это деление начальной, подростковой и старшей школы – это национальное деление имеет свои условия и формы. Оно уже становится не очень адекватным, о чем симптоматически свидетельствует отток детей из школы в разные формы инициативного образования, которое у нас называется дополнительным. Оно не дополнение к основному, оно другое, оно существует автономно. Здесь явно возникает противоречие и конфликты, мы хотим этому даже конференцию посвятить. Начали уже говорить об этом на конференции по практикам развития.

Поэтому говорить отчётливо про эту явную возрастную слоистость становится всё труднее. Мы пользуемся структурными представлениями, которые сложились в первой половине 20 века, и основные более-менее систематические исследования– того же времени. В России последние лет 50, если не больше, на моей памяти таких систематических исследований, связанных с возрастными особенностями когорт, не проводилось. По большей части, у нас маленькие выборки, короткие по времени и исследовательской активности, и впечатление, мнение эксперта. Мне кажется, здесь границы сильно поплыли, и это зависит от культурной насыщенности и культурной динамики.

Понятно, что интернет тут – самое главная притча во языцех, доступность и мгновенность перемещения информации от возникновения информационного носителя до публики – это раз. Второе – резко упали возможности, связанные с ограничениями, которые могло использовать гос-во. Избыток информации порождает очень странное, парадоксальное явление, связанное с защитными механизмами, люди начинают защищаться, в том числе и молодые, и это сильно инициировало маргинальные сюжеты. А они, в свою очередь, совсем новые, их нельзя атрибутировать к известному. Попытки совершаются, но мне кажется, они неадекватные и неосторожные. Поэтому появилось много новой феноменологии, и она не может быть атрибутирована возрасту.

Люди, которых мы считаем взрослыми, демонстрируют инфантильные симптомы в социальных отношениях, например, в семейных. Люди избегают официальных браков, продвигается пробность межполовых отношений в те возраста, в которых она раньше никогда не допускалась. Молодежь, совсем маленькая, начинает предъявлять требования – часто адекватно – на экономические способы поведения, причем вполне взвешенные. Люди спокойно могут работать с машинами, IT ресурсами, и потом выясняется, что эти 10-12 летние малыши обращаются с информационной динамикой, контентом на волне взрослом уровне. Возрастные границы явно потеряли фронтальность. Они становятся гетерогенными.

У нас сильно плывет региональный сюжет. Есть депрессивные места, даже городские. А есть прогрессивные места, даже сельские, и это видно в разных точках страны – раньше все было более-мене отчетливо, централизовано. Неслучайно говорят, что это имперский тип организованности, но в силу огромности территории иными способами управлять ей так и не научились.

Поэтому очень трудно ответить на этот вопрос с высокой долей определенности. Мне кажется, мы входим во времена, когда большое значение имеет прецедент – не система образования, единое образовательное пространство страны, по-моему, это фантом, который живет в умах министерских работников. Работать, координировать эти прецедентные, используя старые схемы не получится – здесь нужны совсем другие политические решения, огромное значение приобретает аналитика. Тщательная, внимательная, дифференцированная. У нас нет такого хорошего опыта.

— Молодежь многое может. Я, к сожалению, не вижу того, что называется координацией. Именно не управление, руководство и распределение ресурсов, а координация. Я говорю про впечатление. 6 лет назад мы затеяли такое молодежное движение – молодые педагоги, и это движение было построено на игропрактике. Мне представляется это адекватной деятельностной основой, потому что школа и школьное обучение в воспроизводстве культуры и её развитии фактически есть своеобразная игра, это много раз подчеркивалось классиками, всегда обсуждалось как перспектива – вот она пришла. По крайней мере, в прецеденте. Выясняется, что эта молодежь отраслевая, и она не рассматривается со стороны агентства. Если молодежь в образовании, то это другая молодежь, и здесь сюжета координации нет, потому что есть некий конфликт ведомств, а у нас с этим делом трудно, потому что модель, которая существовала долго в стране – партия и комсомол, вневедомственная над всеми, идеологическая надстройка, и так или иначе все отраслевые и внеотраслевые обращались к надстройке как к инстанции координации. А теперь мне это отношение молодежных центров, инициативы и управления, их связи и отношения с разного рода прецедентами не очень понятны. Непонятно, как здесь аккумулируются и распределяются ресурсы, непонятны статусы общественных объединений – они у нас не имеют никаких статусов, мне кажется, кроме «политики» - в кавычках, ибо это мобилизация и активность возникает в электорально значимые периоды, а в остальные периоды замирает. Поэтому сюжет о возможности… Что отличает молодость? Наличие энергии. И пока эта энергия избыточна, этого персонажа можно относить к молодому – неважно, сколько ему фактически лет. Если у него её большем, чем на работу, где он зарабатывает, личную жизнь, самообеспечение, и у него хватает энергии, чтобы заниматься тем, что не утилитарно – это молодые люди. Эта молодость обладает колоссальным потенциалом. А как его капитализируют... Я бы сказал, слабо. По результатам. Как я наблюдаю их? Даже та же самая Бирюса, на мой взгляд, совершенно гениальный проект.

— В том, что эта концентрация молодежи с правильной, разумной идеологизацией социальной продуктивности – даже неважно, реализуется она таким образом или нет – это очень правильная идея, люди друг от друга начинают подзаряжаться, энергия существенно умножается в этом месте, и на плечах этой концентрации инициативы, на её инерции можно многое делать. Собрались, хорошо отпраздновали что-то, а впечатление может длиться долго, и оно может долго питать человеческую активность, эмоциональность постфактум. Здесь происходит примерно то же самое. Здесь при минимальных, на мой взгляд, к сожалению, минимальных затрат молодежь занимается сама. Если собрать вместе молодых людей и чуть-чуть запустить процесс и более-менее его удерживать, они сами начнут что-то производить, не столько для социальных вкладов, которые ни государство, ни власть не могут освоить, здесь много имитации и иллюзии, это не вранье – это люди искренне верят, но всегда осознают свои ограничения и говорят больше, чем могут. В этом есть опасное место. Когда молодые люди это обнаруживают, то это – повод для возникновения сюжетов, связанных с нигилизмом или даже негативизмом по отношению к официальным формам. Тем не менее, эта штука живет сама, поскольку в этом формате в значительной степени эксплуатируется природа – и в этом его гениальность, связь формы и культурных форматов с природной энергетикой, она делает эту штуку устойчивой, не разваливается немедленно после идеологических, проектных кризисов и тд. Сколько уже сезонов каждый год я слышу отклики от своих молодых коллег, что ничего не улучшают – а для них отсутствие улучшений плохо, они не чувствительны к стабильности. Там, где зрелые люди видят позитив стабильности, молодежь видит регрессию – для них это хуже. Если не лучше, то хуже. Гениальность состоит в том, что в проекте сочетается эксплуатация энергии молодости, она канализируется, поддерживается, и тот факт, что они собирают вместе, без алкоголя и прочего безобразия, всё направлено на общение, связи, проявление контактов, формирование сильного впечатления, серьезной энергетизации, пусть она потом затухает и даже где-то пропадает. Но эта волна затухания всё равно держит позитив.

— В том, что эти инициативы, к сожалению, в очень незначительной степени оказываются капитализированы. Капитализация как при добыче золота: считается, что разработка может быть принята и допускается, если на тонну пустой породы идет две сотых грамма. Те, кто впервые это обнаруживают, они просто ужасаются. Примерно такая же история: огромное количество пустой породы и очень незначительный выход. Ошибка политическая, на мой взгляд, и я не уверен, что так оно и есть (это впечатление) в том, что переживание пустоты у очень большого количества людей, а переживание продуктивности – у очень маленького. И это рассогласование – даже не по Парето, не 20 к 80, а гораздо сильнее. Как у нас разрыв между зарплатами крупного менеджмента и людьми, которые работают на функциональном поле. Мозги отказывается воспринимать это как ситуацию лифта – они видят это как метаморфозу. Это даже не событие – это волшебство. А этой дороги – её нет. Вот это беда, на мой взгляд. Нет реальных, нормальных лифтов. Даже появление коворкингов, поддержек всякого рода – они эпизодного типа. Это не события для меня как для психолога – это строительный материал, и он собирается, образует дорожную карту, последовательность и так далее. Хотя это трудно для молодых людей. Сюжет с планированием у нас сильно утрачен. Когда у нас даже в образовании говорят об индивидуальных планах и программах, это очень неестественно.

— Не готов давать ответ, честно говоря. Могу только сказать, что координирующие функции являются здесь наиболее востребованными. Дальше понятно, что иерархическая структура по привычке реализуется как во взрослой политике, так и в молодежной. Во взрослой по-прежнему есть вертикаль власти. Даже когда создаются общественные советы, они в лучшем случае по образцу известного объединения могут выполнять контрольные функции. То есть, решать фискальные задачи. Если молодежную политику вписывать в этот формат, то она становится подражательной копией, как дети играют в школу, изображая учителей. Хотя это небесполезно, это выполняет свою задачу – они потом становятся резервом, осваивают определенные формы жизнедеятельности, буквально пропитываются этим. Недавно это видел, у нас была такая игра с 1 курсом магистратуры в институте управления про самоопределение в ситуациях неопределённости. Замечательно, что среди ребят бакалавров по менеджменту была часть людей, которые входят в молодежное правительство. Они категорически отличались, их проблематизировать невозможно. У них есть картинка, которую они видели, они уже приняты в этот пул, они уже чувствуют себя дублерами, приближенными, и они входят в этот круг, имеют дорогу на Олимп, у них есть представление о том, что у них есть ресурс – хотя он не их – но они имеют к нему якобы доступ. Попытка проблематизировать их и заставить их думать, поставить их ситуацию некоторого тупика – это полезно для мышления – не получалось, они если туда и попадали, то это были тупики административно-процедурные. Административные, вертикальные вещи, отраслевым образом устроенные не решают задачи, ибо не выполнит функцию координации. Они строят под собой аппаратные составляющие, возникает конфликт между зонами влияния, борьба за ресурсы, доступ к бюджету и т.д. Клубные, общественные сюжеты у нас пока не выросли.

— Профессиональное сообщество.

— Очень плохо. Вплоть до подмены. Как сказал Виктор Степанович, что ни придумаем, всё в КПСС превращается. Лучше не скажешь. Либо начнут вырастать эти сообщества – пока они не очень быстро зреют, но если начнут вырастать, то они рано или поздно появятся. И когда сообщество возьмет на себя не должностную лестницу, а профессиональный статус и компетентность, в профессиональных сюжетах появится сюжеты с лифтами. У нас всё стараются запаковать в стандарт, наряду с ними, думаю, начнут появляться другие.

Второе – корпорации, и они уже сейчас внутри себя создают молодежные звенья. Понятно, что они пока действуют по примеру комсомола – нет у нас другого опыта. Но, например, я уже видел, что РЖД имеет свою молодежную политику, но она тоже построена как вертикаль, там точно отношения на уровне партии. И так, это профессиональные сообщества – они вообще внегосударственные и внекорпоративные, и корпорации. Это другой вариант обращения к молодежи, её организованностями. Умные руководители начинают это понимать.

— Я, конечно, пофантазирую, но прошу относиться к этим соображениям как к фантазии. Мне кажется, что молодежь, особенно когда она кооперируется — это отряд разведки будущего, и сюжет состоит в том, что хочет сама молодежь и как ее позиционирует старшее поколение. Если сама молодежь хочет приспособиться, это назад к индустриальному веку на уровне третьего этапа разделения труда. У молодежи, на мой взгляд, своя миссия – разведка будущего. Попытки делать не так. Если мы начинаем понимать в постмодернизме, что делать не так – это не болезнь, а стратегия, то эти сюжеты прорывов и есть главное, что нужно поддерживать – не столько финансами, потому что только такая поддержка – опасная штука, а вот замечание, статус, пиар, чувство поддержки, востребованности и авангарда – это очень сильно, с ними надо работать. Очень важно – это шоу, соединение формального и перфоманса. Например, ярмарка, где молодежь демонстрирует себя – писательская, поэтическая, театральная. У нас есть ТЮЗ в Красноярске, но у меня впечатление, что он не очень юн. Пусть будут самодеятельные театры – только они должны быть видны, их нужно поддерживать. Вот это точки прорывов, и если их становится много – с одной стороны, это прецеденты, с другой стороны, их должно быть много, для многих молодых людей. Ну, городской отряд главы города. Это супер-проект. Студенчество очень слабо. Я боюсь, что инициатива А.Г. со студенческими отрядами начинает угасать. Я предлагаю лозунг для образования, стратегию педагогического отступления – не наступление. Старшее поколение должно отступать – но с боем. Это важно – защищать свои позиции и медленно отступать. Тогда у старшего поколения есть шанс, что наступление пойдет в нужном направлении.

— Да. Применительно к образованию.

— Критическое.

— Безусловно. Критическое мышление – это и есть задача для молодежи, и если есть политика, появляется идея выделения этого направления как значимого, связанного с вопросами власти и баланса интересов, защиты их, деления времени и т.д., конечно, это важно. Критическое мышление - основа в данном случае. На мой взгляд, заточенность на него одновременно с некритичностью, столкновение природной энергии быстрого результата, действия и критического мышления – это супер.

— Я бы сказал, что она со-масштабна любым формам организованности, начиная с института – например, ИППР – это и автономная некоммерческая организация, и клуб, и проточная структура. Если начинать с 1993 года, эта когорта, которая здесь была – исследовательская, в первую очередь – она уже ушла, и она постоянно идет в смену. Это политика на уровне организации. Она возможна на уровне предприятия, отрасли и региона. Другое дело, что в регионе это может быть интегрирующая политика, потому что здесь есть разные сюжеты – и возрастные, и те, что связаны с отраслевыми, социальными интересами. Она может быть самостоятельным фактором развития. Это очевидно. Если мы хотим, чтобы у региона было будущее, и будущее не рутинное. Если молодежь будет отсюда уходить – я возвращаюсь к Бирюсе – мы начинаем обнаруживать, что мы фактически экспортируем наиболее сильную молодежь. Она уходит из региона, и это нормально, она мобильна. Соображения о том, что молодежь должна быть там, где родилась и выросла, наивны. Мобильность эта должна носить не векторный характер, но для этого здесь должны быть магнитные сюжеты, героика, состязательность, напряжение, риски – непременно.